Свеча надежды и любви в стихотворении Бориса Пастернака «Зимняя ночь»
Стихотворение Бориса Пастернака «Зимняя ночь» во всех сборниках датировано 1946 годом, хотя его начальные три строфы — из жизни в чистопольской эвакуации, и прочтены впервые они были в интернате Литфонда самим автором в феврале 1943 года. Об этом свидетельствуют воспоминания дочери писателя М. Шамбадала Изабеллы Шамбадал. В 1946 году, под впечатлением от встречи с Ольгой Ивинской, Пастернаком было дописано ещё пять строф этого стихотворения. В то время поэт работал над романом «Доктор Живаго». Позднее он поместил «Зимнюю ночь» в цикл стихов из романа. Поэтому рассматривать данное стихотворение надо как цельный, единый текст с романом «Доктор Живаго» и циклом стихов из этого романа.
Мело, мело по всей земле Во все пределы. Свеча горела на столе, Свеча горела.
Как летом роем мошкара Летит на пламя, Слетались хлопья со двора К оконной раме.
Метель лепила на стекле Кружки и стрелы. Свеча горела на столе, Свеча горела.
И падали два башмачка Со стуком на пол. И воск слезами с ночника На платье капал.
И все терялось в снежной мгле Седой и белой. Свеча горела на столе, Свеча горела.
На свечку дуло из угла, И жар соблазна Вздымал, как ангел, два крыла Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале, И то и дело Свеча горела на столе, Свеча горела.
В известном смысле, писатель тот же доктор, только более сложного профиля: он нащупывает больное место, интуитивно определяет болезнь и её причину и помогает здоровому началу организма справиться с нею. Наверное, не случайно главный герой романа Юрий Живаго по профессии врач, ещё и поэт. Но задача писателя намного сложнее, так как он имеет дело не только с телом и душой отдельной личности, а с духом человека вообще, тем самым — с духом эпохи. И чем значительнее творение писателя, тем глубже проникает оно в поддонные бездны духа человеческого, шире обнимает и выражает катастрофическую эпоху.
В каком-то смысле стихотворение «Зимняя ночь» является ключом к пониманию романа «Доктор Живаго». Не зря в первой редакции в черновиках присутствовало название «свеча горела». Пастернак создал произведение, совершенно новое по форме, только условно названное им «романом», ибо нельзя нашу смятенную и трагедийную жизнь, нашу историческую ночную метель (революцию, гражданскую метель) втиснуть в узкие рамки раз и навсегда законченной формы: с началом и концом, с фабулой и резко очерченными характерами. Борис Пастернак сделал много больше, чем написал новый роман: он не только мучительно ярко воплотил разгул ночной вьюги на нашей земле, на нашей Родине, но и заставил уверовать в жизнь и в смысл её. Это очень образно показано поэтом в данном стихотворении. Да. Ночная зимняя метель непроглядна и свирепа, изнемогающие путники не видят кругом ни зги, уже изверились в спасении, но вот где-то в одиноком окне мелькнул путеводный огонёк надежды: «свеча горела на столе», — и уже уверенней идёт путник сквозь ночь и вьюгу смерти на свет человечности и любви, начинает верить в себя, в жизнь, в спасение.
Мело, мело по всей земле Во все пределы. Свеча горела на столе, Свеча горела.
С одной стороны — мощное, безликое, нечеловеческое, хотя и созданное теми же людьми, часто при этом стремившимися к справедливости и добру, но утратившими веру в человечность и свободу, в высший смысл жизни, а потому подменившими живую любовь к людям механическим мироощущением. С другой стороны — отдельные личности, сумевшие сохранить любовь и сострадание к живым конкретным людям, а не мёртвым абстракциям. Эти люди физически слабы, часто гибнут (Юрий Живаго, Лара, многие другие герои романа Б. Пастернака), но духовно — они победители, они уверовали в жизнь и в смысл её, в любовь к ближнему своему, со всеми его слабостями и недостатками, а не к абстрактному положительному роботу — механизму, созданному по мертворождённым деструктивным схемам. Они подошли вплотную к самому заповедному смыслу всего живущего: к сознанию вины каждого за всех и всех за каждого и искупительной очищающей силе страдания. Они, герои Пастернака, вернулись к источнику света и жизни — к любви и поискам истины. И жизнь, живая жизнь опять начинает идти именно так: по пути веры — пусть ещё слабой — в себя, в смысл бытия, в свободную, а не предначертанную свыше, любовь к ближним своим как в основное миродержавное начало. И пусть это начало нового понимания и нового пути — пока ещё только слабый огонёк свечи в одиноком окошке, но именно на этот огонёк идёт, шатаясь от усталости и изнеможения, сквозь скрежет и мертвящий холод зимней ночной вьюги человечество, идёт Россия с надеждой на искупление.
«Зимняя ночь» замкнута единым локусом пространства, которое освещается горением свечи: «Свеча горела на столе, / Свеча горела». Но одновременно здесь присутствует и необъятность внешнего миропорядка («вся земля», «все пределы») — это стремление к бесконечности, т. е. вечное. В стихотворении тема вечного спрятана в судьбе («судьбы скрещенья»). Судьба (в предельном значении понятия) стремится к вечности: это путь жизни, путь смерти и — в определённой системе мышления — путь бессмертия (по И. Канту).
Внутреннее пространство стихотворения локализовано пространством свечи, ибо свеча соразмерна метели (метель — «по всей земле», свеча — «на столе»). А в равносильности заключена и соразмерность: хаос, бездна небытия противостоят высшей концентрации жизни, которая выражена в образе страсти, осенённой знаком совместности:
На озарённый потолок
Ложились тени Скрещенья рук, Скрещенья ног, Судьбы скрещенья.
…
На свечку дуло из угла, И жар соблазна Вздымал, как ангел, два крыла Крестообразно.
Свеча усиливает метафору («На озарённый потолок / Ложились тени»): рисунок становится зримее и таинственнее — участников вроде нет, но есть ощущение их присутствия. И присутствие их не равно, присутствие женщины явлено полнее, предметнее обозначено: «два башмачка», «платье», — и в этой вещественной конкретизации своя особая — женская — логика судьбы. А ряд образов подчёркивают сакральность происходящего: озарённость, судьба, слёзы, соблазн, ангел.
Свеча — в доме и вместе — не в доме, в запредельности земных отношений, в мировом пространстве метели, во вселенской круговерти. Образ свечи в мировой литературе является символом души. Таким образом, атмосфера «Зимней ночи» — атмосфера тайны и чуда. Всё превращается во всё. Всё возникает из двух стихий — и всё сводится к ним. Стихии эти — свет и тьма, жизнь и смерть. Свет как бы прорывается из тьмы, ведь свеча горит непрерывно — с начала и до конца стихотворения.
Мело весь месяц в феврале, И то и дело Свеча горела на столе, Свеча горела.
Конечно, февраль хоть и не так велик, но в нём много «зимних ночей», и в какую ночь горит свеча, а в какую не горит — дело житейское. Свет постоянно пульсирует в «Зимней ночи». Это жизнь, непрестанно поглощаемая небытием и возрождающаяся вновь. Это — творящаяся метаморфоза в драматическом напряжении и сопротивлении одной малой стихии натиску другой: «мело» — «горело».
На свечку дуло из угла, И жар соблазна Вздымал, как ангел, два крыла Крестообразно.
Это крестообразное вздымание — усилье воскресения. И это уже тема бессмертия и выхода в вечность.
P. S. Можно уверенно считать это стихотворение ответом на предложенный Мариной Цветаевой эпиграф к будущей прозе, о которой она узнала из письма поэта к ней:
Как путник, вьюгой ослеплённый, Бредёт Россия наугад, Но нет спасения в грядущем, И нет пути назад.
И «Зимняя ночь» объективно — антитеза к предложенному четверостишию, а субъективно — оба поэта: и Б. Пастернак, и М. Цветаева, — по-своему правы.
На фото - «Пастернак за работой в доме Вавиловых», художник Р.Мингазов, холст, масло, 2017 г., из фондов Чистопольского государственного музея-заповедника
Хисамов Р.Х. — ст. научн. сотрудник Мемориального музея Б. Пастернака